Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На приём? На какой приём? — непонимающе поднял голову Макс.
— А… Я забыл представиться, — напыщенно произнёс Мазин и, достав из лакированной коробочки на журнальном столике визитную карточку, протянул её совершенно растерявшемуся гостю. Тот долго глядел на маленький прямоугольник из плотной, шелковистой на ощупь бумаги с вытисненной золотом на чёрном фоне надписью: «Председатель кооператива „Целитель“ Мазин Михаил Александрович». Дальше шли телефоны, адрес, часы приёма и виньеточки.
— Так вы, вы…
— Да, Макс. Я известный в определённых кругах целитель. Я не рекламируюсь, мои услуги стоят очень дорого, а все, кому надо, меня и так знают. Клиентуры у меня более чем достаточно. И клиентура — самого высокого уровня. Это я вам, Макс, специально говорю, — ухмыльнулся Мазин, — на случай, если вам внезапно придёт в голову применить свои уголовные наклонности, — Макс попытался изобразить возмущённый жест, — и попробовать получить мою камеру каким-то иным путём. Не советую. Вы хоть и не были давно в России, но наверняка слышали, что слово «крыша» сейчас приобрело здесь ещё одно, пока не вошедшее в академические словари, значение. Так вот с крышей у меня всё более чем в порядке. У меня лечатся самые высокопоставленные бандиты и менты со всего города. Я понятно объясняю ситуацию?
Совершенно поникший Максимилиан Турн-унд-Таксис мелко затряс головой, и Мазин решил, что с того достаточно.
— Ладно, давайте, Макс, выпьем за встречу. А то я что-то разговорился и совершенно забыл, как должен себя вести радушный хозяин при свидании со своим бывшим телом, — хихикнул он и отправился на кухню.
Вернулся он с серебряным подносом, на котором переливалась хрустальными гранями бутылка коньяка ХО, два бокала и блюдечко с тонко нарезанным лимоном, припудренным сверху мелко смолотым кофе.
Незадачливый потомок графов Турн-унд-Таксис, наследственно разбиравшийся в напитках и в бутылках, сразу определил, что коньяк поддельный, и уже было собрался съязвить на эту тему, но вовремя сообразил, где он, спохватился и рот захлопнул.
— Кстати, где вы остановились, Макс? — без всякого умысла задал вопрос Мазин, аккуратно разливая по рюмкам гордость своего бара.
Макс заколебался, выдавать ли адрес своего убежища, и Михаил, заметив его колебания, решил, что тот ещё не полностью проникся его, мазинский, весомостью в этом мире, и небрежным жестом остановил.
— Можете не говорить. Я сейчас позвоню Косте Могиле, и через пять минут у меня будет ваш адрес, а также все паспортные и прочие интимные данные.
Макс понятия не имел, кто такой Костя Могила, но самого имени и тона, каким это было произнесено, оказалось достаточно, чтобы он тут же торопливо выпалил и название гостиницы, и даже номер комнаты.
— Хорошее место, — одобрительно кивнул Мазин. — И ресторан там внизу неплохой, да и девочки там работают симпатичные. Сколько они сейчас берут? Сто баксов за час или уже дороже?
— Я не знаю. Я не выяснял, — Макс ещё никак не мог прийти в себя. — Меня это не интересует.
Мазин подозрительно посмотрел на гостя.
— Что, совсем? Вы сменили сексуальную ориентацию?
— Нет, нет, что вы, — засмущался тот. — С ориентацией всё по-прежнему.
— Ну, тогда всё в порядке. Остальное подлечим, — ободряюще сказал Мазин. — Ну что ж, за встречу!
Они посидели ещё с полчаса, ведя не обязывающий лёгкий разговор о так быстро пролетевшем времени. Макс расслабился, даже осмелился пошутить и, как обычно, не слишком удачно. Оглядевшись и не обнаружив клетки с мышами, он ехидно поинтересовался у хозяина, где его подруга. Михаил насупился.
— Я похоронил её на фамильном кладбище Турн-унд-Таксисов.
— Где? — подскочил Макс.
— Ну уж этого я вам не скажу, — категорично ответил Михаил. — А то ведь у вас хватит ума её выкопать. Она была моим самым близким другом. Жаль, что грызуны живут так недолго. Они зачастую гораздо честнее и порядочнее большинства людей.
Михаил щедро подливал гостю, но закусок не выставлял, ограничиваясь лимоном. Макс быстро опьянел. Михаил выпивал через раз, по половинке, и когда наконец решил, что собутыльник уже дошёл до нужной кондиции, уселся поудобнее и, пристально глядя в уже помутневшие зелёные глаза Макса, неожиданно, прервав собеседника на полуслове, спросил:
— Ну, а теперь расскажите мне, мой лживый друг, зачем вы всё-таки приехали.
1.2
Удар был неожиданный и застал Макса врасплох.
— Михаил, я же вам всё уже честно рассказал, — растерянно попытался проблеять он в ответ, но Мазин, почувствовав слабину, давил дальше.
— Эти байки, Макс, вы девочкам у входа в гостиницу или на паспортном контроле в Пулково рассказывайте. А мне-то зачем вкручивать, что вы примчались сюда, в страну, которая для вас страшнее дантовского ада, сняли самый дорогой отель и приехали ко мне, которого ненавидите, боитесь и даже пытались когда-то убить, лишь для того, чтобы раздобыть фотокамеру, которой вы в лучшем случае подлечите свой застарелый геморрой? Вы меня за идиота считаете? Это здесь, сейчас — когда даже ту нищую медицину, что когда-то была в Союзе, и ту уничтожили, — без чудес не обойтись. А вам в Германии легко вылечат всё, без всякой магии и значительно дешевле, чем вам уже обошлась эта поездка. К тому же вы совершенно ясно понимали, что никакой камеры вы от меня не получите. Так что бросьте мне голову морочить. Хотите помощи в вашей затее? Не обещаю, но однозначно вы не получите ничего, пока не выложите всю правду. Всю, Макс!
Макс колебался. Все его чувства — страх, нерешительность, надежда и отчаяние — поочерёдно отражались на побледневшем веснушчатом лице.
— Хорошо. Я вам всё расскажу. Понимаете, Михаил… Енох…
— О! Так я и думал. Есть только один человек на свете, который мог заставить вас это сделать. Его вы боитесь даже больше, чем поездки в Россию. И чего же хочет сейчас этот древний монстр?
Макс испуганно поёжился и нервно оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что из-за тяжёлой плюшевой портьеры выглянет хищное смуглое лицо.
— Во-первых, он хочет получить назад свои тетради. Они ведь остались у вас. Он продолжает свои опыты и, кстати, делает это в моём замке. В тетрадях результаты сотни лет экспериментов, и они ему необходимы.
— Ну, это уже на что-то похоже, — задумчиво пробурчал Мазин. — А во-вторых?
— Он оставил здесь, в Ленинграде, в тайнике, свою камеру «Каф», дающую удачу в азартных играх. Не смог вывезти, когда торопился уехать под чужим именем. И тоже хочет вернуть её.
Мазин встал с кресла. Походил взад-вперёд по комнате, задумчиво напевая что-то, из чего внятно произносил только окончание фразы: «…за металл, за металл»… Побродив так недолго, он вернулся в кресло.
— Звучит весьма правдоподобно. Только вот что меня смущает в вашей истории, мой уклончивый рассказчик. Вашему Евангелию от Макса не хватает убедительности. Почему он послал вас? Вы определённо не лучшая кандидатура для таких заданий. Он мог бы послать кого-нибудь попроще и понадёжнее. Почему он предложил это вам?
Макс заёрзал в кресле. На этот раз на его породистом и в то же время простодушном лице явственно отражались другие чувства: стыд, неуверенность, неловкость. Мазин с интересом наблюдал за этой